ЧАСТЬ 2. «ИЮЛЬ» (Анданте)

«Хорошо еще звезды над нами, хорошо,
 есть простор для чувства столь
великого, как любовь.»

/Карел Чапек/

Ах, если бы я мог показать вам все эти сбегающие по камням  ручейки, тихие озерца, разливы и заводи цветущих флоксов, генцианы, гвоздики, камнеломок, драбы и дриаса, тимьяна и аюги («не забывая также, - я снова цитирую Чапека,  - альпийской астры, денежника, ползучей полыни, эринуса, молочая и мыльнянки,  и эродиума, и гутчинсии... и бесчисленного количества других прекрасных цветов...»),  словом всего того «самого прелестного,  что эта суровая земля создала в минуту разнеженности» (не  все  правда цветет именно в это время года).  Какое красочное разнообразие,  но ничего чрезмерно яркого,  вызывающего: «Я здесь, на меня, на меня смотрите!» Сад отдыхает.

Увы, по разным причинам сполна передать это состояние тихого покоя (stillife), который,  кстати длится недолго, я не могу. А из того, что намерен показать, честно признаюсь, кое-что цвело не в июле, а в июне, но по законам жанра - анданте - лучше соответствует Второй части.

Итак, вот  она  вступительная  музыка  анданте.  Каменистая  горка /122/,  дальневосточный анемон виллосиссима /123/,  рамонда микенская, родом из Греции /124/,  наш, всем хорошо знакомый барвинок /125/, нежная розовая,  в отличие от обычной лесной,  фрагария (земляника иначе) /126/, цветущая камнеломка /127/,  еще одна,  из Манчжурии /128/, прелестные незабудки /129/.  А вот это тот самый дриоптерис Буша, который по весне мы чуть не приняли за цветок;  подрос и вот какой стал красавец /130/!

А это что за редкая птица /131/,  немного смахивающая  на  садовую аквилегию? Глядите-ка - еще одна /132/, похожая с виду на ирис!

Идем дальше,  но осторожно, пожалуйста, чтобы никого не вспугнуть. Так и есть - лесное существо,  не иначе из отряда древовидных /133/, а рядом белоокаймленная хоста с вечно - ну уж месяцев пять,  это  точно, цветущими листьями.  Еще  одно  лесное существо,  но уже «камневидное» 134/. Мы как-то на время забыли о них, а напрасно. Вот экземпляр покрупнее, вальяжно  развалившийся между мхов и папоротников /135/;  этот сам кого хочешь напугает.  Еще два,  несущие сторожевую службу  /136/: охраняют вход в сад из прилегающего к нему леса. А тут, на другом конце сада,  похоже,  уже целая популяция под охраной недвусмысленно поднявшей голову кобры /137/. Только не говорите мне, что все это «просто камни».

А чем  это  так напуганы голостебельные маки /138/?  О да,  у них действительно устрашающего вида сосед.

Ладно, оставим  их лучше в покое,  поищем места поспокойнее.  Хм, кто-то осмелился запечатлеть свою тень на камне  /139/.  Ну,  конечно, бесстрашная лесная ромашка, нивяник, вон их тут сколько /140/! А вот и изысканные лесные растения:  дактилориза - белая /141/ и  более  распространенная, пятнистая /142/. Еще одно чудесное лесное растение - колокольчик персиколистный /143/. А откуда тут взялся этот странного вида крест /144/?  Тоже колокольчик,  садовая форма. Прелестная дицентра прекрасная /145/,  в отличие от "великолепной",  spectabilis, /см. 31/ не столь эффектна, зато цветет практически все лето, до поздней осени.

Так же,  как и не понятно,  почему так названная, бетоника /146/. Чуть не проглядели чудесные белые цветки подофила /147/,  того самого, что, помните, по весне заигрывал с удивленным нарциссом /см. 45/.

Но внимание!  На исходе белых ночей,  видимо желая хоть сколько-то продлить ощущение этого природного  явления,  в  саду  наступает  свой собственный "белый период".  Скажу больше,  в ветреный день иногда кажется,  что в воздухе носятся снежинки и местами усыпают землю  тонким не тающим слоем.  А вместе со снежинками по саду разносятся волны блаженного аромата.

Почетное право  известить о наступлении "белого периода" принадлежит калине под названием "Буль де неж" /148/.  В сумерках ее раскидистые ветки словно жонглируют аккуратными кругленькими снежками, приглашая побросаться ими и вас.  Призыв подхватывает,  однако, дикорастущая роза  спинозиссима;  это  латинское  слово означает «колючейшая»,  она действительно такова,  но я бы лучше назвал ее (уж не знаю, как это по латыни) – «ароматнейшая»,  к тому же ее махровые с желтоватой серединкой цветки очень красивы /149/. Этот аромат окончательно пробуждает (а возможно вызывает и ревность) многочисленные кусты жасмина (правильнее - чубушника), цветение которого и есть апофеоз «белого периода» /150/.

В смысле запаха чубушник почти не уступает розе;  зато он имеет подавляющее численное превосходство, так что кажется, будто весь сад опрыскан духами.

На исходе белых ночей
Распускает крылья жасмин,
И становится вновь веселей и светлей
В по весне загрустившем саду.

На исходе белых ночей
Зажигаются в окнах огни;
Значит, мы не одни: не одни средь людей
В нашем белом, белом саду.

На исходе белых ночей
Снова звезды нам светят с небес.
Счастлив тот, кто из всех путеводных огней
Свой в жасминовом сыщет саду.

На исходе белых ночей
Оживает жизни ручей,
И струит на весь мир аромат
Белый жасминовый сад.

По мере сил пытается внести свою лепту и дальневосточная гортензия черешчатая /151/.  Это такая лиана; пока что она намертво прикрепилась к сосне, но при случае способна уцепиться и за неосторожно снизившееся облачко.

Травянистые многолетники не желают отставать от древесных и вносят свою посильную лепту, отряжая для этой цели двухметровые заросли арункуса  с его молочно-белыми изящными метелками /152/;  такими они останутся еще долгое время после того,  как отцветут все кустарники. В какой-то мере арункус пытаются поддержать роджерсия подофилловая /153/ и роскошный своими листьями астильбоидес /154/. Но «белый период» вскоре завершится,  а с ним практически завершится (в конце июля) и наше прихотливое северное лето – «карикатура южных зим»,  как справедливо назвал его великий поэт. Однако другого нам не дано, так что будем благодарны и этому.  Во всяком случае,  каким бы оно в тот или иной год  ни было,  можно с уверенностью сказать: оно сделало все, что могло. Впрочем, до этого еще далеко.

Живая ты,
Пока я жив! -
Твоей мечтой, твоею болью, мукой,
Которыми себя вооружив,
 Змею разлуки приручить почти сумел я.

Какая ж это смерть,
Когда весь сад в цветах -
Подрос и возмужал и год от года краше!  /155/
Какая ж это смерть,  когда в моих стихах
Любовь не умирает наша!?

Пока я жив...
Ты ветер - я ладья,
Несущая вослед огням Вселенной
По мутным волнам бытия нетленный
Алый
                  парус
                                   наш!

Вот они наши алые паруса - огненные восточные маки /156/! Вы заметили,  вкрадчивое начало анданте, давно уже перешло еще не в крещендо,  но  уже в полнозвучное звучание всего оркестра.  Солирующие партии несомненно должны быть отданы ирисам - сибирскому /157/ и,  что большая редкость,  японскому /158/, да, да, это он, просто еще не полностью расцвел - вот,  можете убедиться /159/.  А как вам нравится эта вечная непоседа наперстянка /160,  161/? А таволга, почему-то с эпитетом "красная", хотя на самом деле она всегда розовая /162/, что, впрочем, на мой вкус, ничуть не хуже. С ней безуспешно пробует соперничать стройный изящный василисник /163/, но для нас он хорош и такой, каков есть. А  еще  это пора цветения многочисленных и разнообразных астильб /164/.  Не забудем и о более скромных голосах:  дальневосточная ястребинка /165/ и застенчивая простушка астранция /166/.

Ну что, убедились, наконец, что действительно

Сад - оркестр!
А партитуры
Начертаны лучами солнца в вышине.
Что там теперь - лазурь?
Ага, аллегро, даже престо в до мажоре!  /167/

© Сады Северо-Запада.
Это экологический проект.
Помогите ему стать доступным каждому.
При цитировании помещайте активную ссылку
http://sadsevzap.ru или http://сады-севзап.рф